В моей памяти много историй, связанных с очень интересным периодом участия в международных конгрессах, конференциях, семинарах и тренингах, которые профессор Антонио Менегетти организовывал и устраивал в самых разных странах мира. Наверное, их хватило бы на целую книгу нарративов. Но сейчас я хотел бы рассказать о двух эпизодах, которые вмещают в себя не только мою личную историю, но и тот исторический контекст, в котором разворачивались данные события. Мне хочется поделиться своими воспоминаниями об участии в двух Международных онтопсихологических конгрессах: в 1991 году в Риме, и в 1992 - в Сан Пауло (Бразилия).

Начну в хронологическом порядке, то есть с Рима. После первой серии семинарских занятий на факультете психологии тогда еще Ленинградского Государственного Университета профессор Менегетти принял решение пригласить на римский международный конгресс маленькую группу активных слушателей. В нее входили пять психологов и наш переводчик Мила Афанасьева, которая переводила профессора в Ленинграде. И он остался доволен качеством ее работы. Должен сказать, что мы с Милой - не однофамильцы. Она - моя жена.

Подготовка к поездке началась с получения приглашений из Италии от онтопсихологической ассоциации, которую возглавлял профессор Менегетти. Следует отметить, что приглашения были персональными. Это для того времени почти невероятный факт! Тем более, что речь шла не об известных политиках или деятелях науки и культуры Советского Союза, а о простых сотрудниках университета. Но не будем забывать, что у руля уже пятый год находился Михаил Горбачев. Страна Советов убрала железный занавес и перестала быть "империей зла". А горбачевская перестройка привлекла внимание всего мира. В зарубежных консульствах Ленинграда царила атмосфера крайней доброжелательности по отношению к просителям виз. При этом надо сказать, что секретарь профессора, Анна Нуччароне, будучи энергичным и знающим организатором, оформила приглашения в полном соответствии с буквой закона и требованиями итальянского консульства. У консула не оставалось и тени сомнений в том, что приглашенные на конгресс будут обеспечены жильем, питанием, транспортным обслуживанием и даже карманными деньгами.

А вот с авиабилетами было сложно. Вылетать надо было в самом конце июля, то есть в разгар отпусков. Рейсов было очень мало и, причем, только из Москвы. Нас всех поставили на лист ожидания. И выбирались мы из него, что называется, кому как повезло. Мы с Милой вылетали, когда мои коллеги уже были в Италии. Программа была составлена таким образом. Семинарские занятия до конгресса, затем собственно конгресс, и после него - заключительный семинар. К счастью, мы не опаздывали к началу занятий и лекциям профессора Менегетти, которые Мила должна была переводить.

Самолет приземлился вовремя. Я хорошо помню, как ощутил горячий, густой воздух римского полдня, напоенный ароматом пиний, которые окаймляют аэропорт им. Леонардо да Винчи. Мы прошли пограничный контроль, после чего вышли в зал, где нас должны были встречать. Нам пришлось достаточно долго стоять в томительном ожидании, но нас так никто и не встретил. Мобильных телефонов тогда еще не было. Мы воспользовались автоматом, но безуспешно, так как телефон итальянской ассоциации ответил длинными безнадежными гудками. Тогда мы приняли решение взять такси и поехать по адресу ассоциации. Надо сказать, что денег у нас было в обрез. Двадцать семь лет назад обмен валюты в СССР был уже узаконен, но оставался весьма ограниченным. Водитель высадил нас на улице Медалье д'Оро перед зданием ассоциации и, естественно, уехал. Дверь в ассоциацию была закрыта.

Оставалось попытать счастья и найти гостиницу именно на этой весьма тихой улице. Нам здорово повезло! Она была достаточно близко, оказалась практически пустой и очень дешевой. И как было приятно, что дежурный портье прекрасно знал как ассоциацию, так и профессора Менегетти. Он обещал на следующее утро соединить нас по телефону гостиницы с ассоциацией. Мы получили двухместный номер и поняли, что до утра можно расслабиться.

После небольшого отдыха, когда дневная жара начала спадать, мы отправились пешком в центр Рима. И я, как сейчас, помню, что пройдя метров триста, мы, не сговариваясь, остановились в каком-то ошеломлении. Ведь это была наша первая прогулка вдвоем по зарубежному городу. По тем временам - ситуация, практически, из области фантастики. Советским гражданам за границей в свободное от экскурсий время надлежало гулять в количестве четырех, а еще лучше, пяти человек: туризм был только групповым. С кем-то был сопровождающий, с кем-то - руководитель группы, а с кем-то - один из молодых людей из соответствующей организации, которых всегда включали в состав выезжающего за рубеж коллектива. А мы вдруг оказались предоставленными самим себе. Мы были свободными!

И только после осознания этого мы сделали следующий шаг навстречу вечному городу. До центра было весьма далеко. Сначала нам предстояло встретиться с Ватиканом и площадью Святого Петра. А затем - замок Святого Ангела, знаменитые площади, Римский Форум и, наконец, Колизей. Мила к тому времени уже неоднократно сопровождала туристические группы и театральные коллективы в Италию, включая Рим. Но и она, а не только я, открывала для себя этот прекрасный город как будто заново. Ощущение свободы невероятно обостряло все чувства. Я этого никогда не забуду. Впоследствии, приезжая на семинары к профессору Менегетти со своими слушателями, я не раз проходил с ними по этому маршруту, и мне не надо было пользоваться никакой картой. Наверное, я с первого раза запомнил "дорогу" навсегда.

Ну, а на следующее утро мы нашлись и/или нас нашли. Оказывается, мои коллеги, видимо в результате волнения, сообщили некорректную дату нашего прибытия. И вездесущая Анна Нуччароне приехала с самого утра в ассоциацию, чтобы уже оттуда отправиться за нами в аэропорт. Наш звонок из гостиницы всё расставил на свои места. Мы узнали, что предконгрессные семинарские занятия профессор будет проводить в одном из своих учебных центров в местечке Скандрилья, что под Римом. Поэтому почти всех иностранных участников размещали там.

Теперь несколько слов об этом учебном центре. Условия размещения были весьма скромными, и думаю, что это правильно. Сюда приезжают учиться. Но вот аудитории, актовый зал, территория центра, спортивные площадки, футбольное поле, теннисные корты, открытый бассейн и даже небольшой конный манеж были очень достойными. Профессор ставил своей задачей сочетание учебы с активным отдыхом.

Хочу отдельно сказать о питании. Столовая больше напоминала ресторан. На стенах висели картины, написанные профессором Менегетти. Было много цветов, крахмальные белые скатерти, подобающая сервировка. Несколько торжественных ужинов прошли со свечами у бассейна. О том, что всё было очень вкусно и очень по-итальянски, говорить не приходится. Повар Марсильо и его помощница Сильвия были на высоте! Для тех, кто не знает, и для тех, кто уже забыл, хочу добавить, что в нашей стране тогда были талоны на продукты: Стоит отметить еще одну вещь. Для профессора всегда было важно, чтобы во время таких мероприятий проживающие в центре слушатели принимали, по мере возможности, участие в обслуживании и, прежде всего, в ресторане. Поэтому каждый день выбирались дежурные "официанты" и помощники по подготовке посуды для мытья в профессиональной посудомоечной машине. Наш переводчик Мила с удовольствием занималась именно последним.

Занятия проходили очень интересно. Затем наступили четыре дня конгресса, который состоялся в Риме в Палаццо деле Фонтане. Всё было очень торжественно и на должной высоте. Огромный актовый зал, море цветов, техника для обеспечения синхронного перевода. И как это бывает на таких форумах, в зале царила атмосфера приподнятости и позитивного волнения. Мои коллеги и я выступали с докладами на второй день. Наш переводчик Мила удачно представила наши работы в синхронном переводе. Она также переводила нам выступления остальных участников, поскольку в каждой переводческой кабине находились доклады в письменном виде на итальянском языке. Кстати, ее работа в течение всего периода пребывания в Италии была безвозмездной. Но расстройства из-за этого не было. Ведь профессор Менегетти принял советских участников бесплатно и предоставил отличный прием.

Постконгрессные занятия были тоже очень познавательными. Кстати, они перемежались активным отдыхом с экскурсиями, играми и даже самодеятельностью у бассейна. Под гитару исполнялись неаполитанские, австрийские, русские и бразильские песни. Вместо народных костюмов, были купальные. И надо всем этим на скале - замок Нерона, а вблизи центра - часть дороги римских легионеров, которая тянется вдоль италийского "сапога". Большой ажиотаж вызвала в определенной степени "дворовая" футбольная встреча между итальянскими и бразильскими психологами. С учетом такого состава, представители других этносов выйти на поле не отважились.

А заключительным аккордом стал авторский фортепьянный концерт профессора Менегетти, который он дал на территории собственной виллы, расположенной недалеко от учебного центра. Концерт начался в лучах сумеречного солнца, а закончился под грозовые молнии. Помню, как профессор сказал: "Теперь мою тему продолжит сама природа!"

Вся эта поездка была подобна фейерверку из ярких впечатлений, красок, ароматов, звуков!

Мы возвращались в Ленинград 18 августа. И год на дворе был 1991. На следующее утро начался путч. Против Горбачева и его перестройки. В Москву вошли танки. В случае Ленинграда они были остановлены в пятидесяти километрах от города. Путч длился почти пять дней. И особенно вначале они были ужасными из-за своей неопределенности. Неужели нас насильно возвращают в прошлое? И впервые за долгие годы огромная масса людей вышла и заполнила площади, улицы, чтобы сказать свое "нет!" путчу и свое "да!" свободе.

А в ноябре следующего года была Бразилия! Вылет итальянских участников конгресса предстоял из Рима. И в соответствии с приглашением, полученным от профессора Менегетти, мне следовало вылетать вместе с итальянской группой. Это было связано, прежде всего, с тем, что из России на этот конгресс профессор пригласил только меня. И уж, конечно, никакого переводчика мне не полагалось. Как с итальянским, так и с португальским языком. Что касается всемирного английского, то ни итальянцы, ни бразильцы, ни я не оказались с ним в дружбе. Судя по всему, нас не очень устраивал тот факт, что в английском написано Манчестер, а читается Ливерпуль. Правда, у меня уже были переводы моего доклада на итальянский и португальский языки, сделанные Милой. Ну, и на всякий случай два весьма простых разговорника. Надо сказать, что иногда я ими пользовался. Но, в основном, в течение чуть более трех недель, я был в этом смысле на положении "сына итало-бразильского полка".

Но прежде, чем отправиться в этот оригинальный научный вояж, мне предстояло получить разрешение на отпуск в разгар учебного года в университете, а также итальянскую и бразильскую визы. Это сейчас у России и Бразилии есть протокол о безвизовом режиме, а тогда всё было отнюдь не так.

Начал я, конечно, с просьбы об отпуске. У декана психологического факультета, где я преподавал, идея профессора Менегетти, с которым он был уже знаком, не вызвала ни малейшей симпатии. Мне показалось, что он даже пришел в ярость, и вообще собирается меня уволить. Но, видимо, перспектива "международного скандала" его мало устраивала, и в данном случае он оказался очень предусмотрительным. Дело в том, что через некоторое время контакты нашего декана с профессором Менегетти настолько укрепились, что на факультете была открыта кафедра онтопсихологии. В общем, мое заявление на отпуск за свой счет было подписано.

Следующая задача - итальянская виза. Я шел в уже знакомое консульство в самом добром расположении духа. Однако, от прошлогоднего елея в этом заведении не осталось и следа. На приеме и выдаче документов работали, как на подбор, сердитые молодые итальянки. Причем, говорили только по-итальянски и довольно агрессивно. Консульство было завалено жалобами со стороны осмелевших в начале девяностых годов уже петербуржцев. Через какое-то время консул произвел большие изменения в этой части персонала. Но это было уже потом. А тогда создавалось впечатление, что эти сотрудницы играют в итальянскую забастовку и выдерживают документы "под сукном", намеренно затягивая сроки выдачи виз. То, что я вынужден был вновь прийти в консульство со своим личным переводчиком, сомнению не подлежит. Мила объяснила, что до вылета в Италию мне нужно было ехать в Москву в Бразильское посольство с уже готовой итальянской визой в паспорте. Тем более, что в приглашении всё было конкретно расписано. Объяснения на красивом итальянском языке успеха не возымели. Мои документы приняли, но срок был назначен провальный.

Я понимал, что срыв поездки пусть даже и не по моей вине будет приравнен к моей полной личностной несостоятельности перед лицом профессора. Мне нужна была только победа. И я пошел на абордаж. Хорошо, что в те вольные годы можно было легко войти в Законодательное собрание Санкт-Петербурга. Нужно было только сказать, к кому, и по какому вопросу я иду, а также предъявить паспорт. Так что в Комитете по науке и образованию я оказался очень быстро. Мне нужна была бумага с ходатайством для итальянского консульства. Как здорово, что депутаты меня поняли, и бумагу мне выдали в тот же час. Путь от Исаакиевской площади до Театральной, где по сей день находится итальянское консульство, короткий. С самым независимым видом я подошел к первому свободному окну приема документов и вежливо подал только что полученное ходатайство. Каково же было мое удивление, что на него даже не взглянули и через минуту мне выдали загранпаспорт с готовой визой, сделанной как ни странно, в срочном режиме.

Что касается Бразильского посольства в Москве, у меня было предчувствие, что там проблем не будет. И их действительно не было. Не было даже визового отдела, как такового. Меня принял помощник консула, говоривший по-русски, непосредственно в своем кабинете. Он был крайне вежлив. И даже угостил очень крепким бразильским кофе. Я понял, что за визами к ним обращались редко. В основном, деятели культуры и спортсмены. Наука в смысле запроса виз была представлена слабо. Так что помощника консула я весьма удивил. Оказалось, что психология его очень интересовала. И у нас состоялась дипломатически-психологическая беседа. Однако, срочной визы в тот же день я не получил, так как консул был в отъезде, а его подпись необходима. Интересно, что за создавшуюся ситуацию передо мной даже извинились! Через пару дней я возвратился в Москву за паспортом с бразильской визой.

И вот настал тот час, когда огромный Боинг поднялся в воздух над аэропортом Леонардо да Винчи, чтобы затем сделать посадку в Милане и отправиться в Сан Пауло через Атлантический океан. Для меня это стало "культурным шоком". До этого я никогда не летал на зарубежных самолетах. В Советском Союзе и тогдашней России использовались только отечественные машины. Авиакомпания была одна - "Аэрофлот", и он мало напоминал сегодняшний. Так что обслуживание в эконом классе Боинга мне показалось царским. Но я за него как туда, так и обратно, заплатил свою тысячу долларов. Итальянская команда, в которую я входил, была довольно большая: человек двадцать пять. Мы все сидели практически рядом. Бизнес классом летел только профессор Менегетти.

Гостиница, в которой мы проживали, причем с полным пансионом, произвела на меня впечатление, не меньшее, чем самолет. В таких я еще никогда не жил. А пятизвездочный отель на другой стороне улицы, в котором проходил конгресс, показался просто дворцом. Особенно большой атриум с садом, декоративным бассейном, фонтанами, где так приятно было отдыхать во время перерывов.

Не могу умолчать и о "гастрономическом шоке", который я испытал в первый же вечер, когда несколько бразильских коллег пригласили маленькую группу итальянцев, включая меня, на ужин в ресторан, куда любят ходить сами бразильцы. С бразильской кухней я, конечно, не был знаком. Количество разнообразных мясных холодных и горячих закусок меня поразило. Более того, я решил, что в них входит и основное блюдо. Не скрою, что поесть такое вкусное мясо было очень приятно. И напоминаю, что в России по-прежнему был колоссальный дефицит продуктов питания, талоны и очереди даже за хлебом. Каково же было мое удивление, когда нам принесли большие тарелки с огромным куском мяса весом чуть ли не с килограмм на каждого. Мне сразу вспомнилась информация о том, что в Бразилии поголовье крупного рогатого скота превышает численность населения.

Несмотря на то, что я был лишён какого-либо перевода, конгресс произвел на меня сильное впечатление. Большинство участников в зале - бразильцы. Надо сказать, что в своем воображении я их рисовал куда более горячими и темпераментными. На деле они оказались отзывчивыми, заинтересованными, но в то же время проявляли спокойствие и чувство собственного достоинства без какого-либо (да простят меня итальянцы!) снобизма. Свой доклад с трибуны я читал по-русски, а слушателям через наушники синхронисты, не знавшие русского языка, зачитали привезенные мною из России переводы. Каким-то чудом мы закончили нашу читку одновременно. По традиции профессор Менегетти ежедневно обращался к слушателям с выступлением в конце заседаний, расставляя акценты на наиболее важных моментах проблематики специально подобранных для каждого дня докладов. Должен сказать, что подобное делается весьма редко. И уж тем более так, как это умел делать профессор.

По окончании конгресса состоялся постконрессный семинар. Но уже не в Сан Пауло, а в 1200 километрах к югу от него. Относительно недалеко от города Порто Аллегро. На этот семинар отправилась небольшая группа итальянцев и бразильцев. Нас было около тридцати человек. Билеты на рейсовый автобус были закуплены заранее. А профессор Менегетти вместе с главой бразильской ассоциации онтопсихологии Алесио Видором вылетел туда на самолете. Им так положено. А нам, особенно не бразильцам, была уготована встреча с настоящей Бразилией.

Прежде всего, на выезде из Сан-Пауло я впервые увидел "фавелаш". Сан-Пауло для Бразилии - это как Милан для Италии: деловой и банковский центр, в котором крутятся огромные деньги. Так что позорная многокилометровая линия "фавелаш" была отделена от автострады высокой бетонной стеной, расписанной граффити. Но и она не могла скрыть торчащих и непонятно из чего сделанных крыш, на которых, тем не менее, виднелись спутниковые антенны. Телевизор смотрят все:

Ну, а потом началась природа Бразилии последнего месяца весны с еще свежей изумрудной зеленью. Дорога шла через гигантскую пампу, на которой то и дело встречались маленькие городки и деревни. А на пространстве между ними паслись немыслимо большие стада коров. Всё здесь знающие бразильцы информировали по пути: "Вот в той деревне живут поляки, а там - украинцы, а на холме расположен маленький немецкий городок, а вот тот - итальянский". Действительно, Бразилия - это крупный многонациональный конгломерат, населяющий эту землю. Кстати, о земле. Так было непривычно видеть столько краснозёма и столько бескрайних полей пшеницы. Именно эту часть называют житницей Бразилии. Во время почти всего пути на горизонте в дымке виднелась бесконечная череда холмов. А когда опустилась вечерняя темнота, я впервые увидел Южный Крест "живьем".

Семинар проходил в очень простом и скромном месте, обустроенном на частной ферме активного члена бразильской ассоциации. По меркам Бразилии он был крупным фермером, так как владел не одной сотней гектаров пахотной земли. А познавать основы психологии начал относительно недавно. Надо сказать, что у бразильской ассоциации не было ни офиса, ни тем более центра для проведения выездных семинаров и тренингов. Но этому фермеру очень хотелось, чтобы такое место, пусть и временное, все-таки было. Он построил два небольших здания. Одно - для занятий, другое - для проживания участников. Была также обустроена кухня с открытой верандой-столовой. На кухне орудовали жена фермера и их взрослые дети, которые в полной мере ознакомили нас с сельской бразильской пищей. Надо сказать, что она пришлась по вкусу даже итальянцам. И еще там был маленький домик для того, кто проводил семинар или тренинг. Вот в нем-то и остановился профессор Менегетти. Должен сказать, что несколько лет спустя, благодаря инвестициям со стороны состоятельных членов как Итальянской, так и Бразильской ассоциаций, в Бразилии появился замечательный центр под названием "Реканто Маэстро". В нем есть все необходимое для обучения, проведения семинаров и тренингов, художественных выставок, высококлассного проживания, организации активного отдыха и т.д. Его появление стало знаменательным событием для бразильского штата Риу-Гранди ду Сул.

А пока всё было скромно, кроме самих занятий, которые, как всегда, были очень интересными и насыщенными практикой. На меня, "безъязычного" и "лингвистически фрустрированного", профессор иногда посматривал с усмешкой. Но складывалось такое ощущение, что он проверял меня на чувствительность и способность понимать без языка. Конечно, многое из того, что говорилось, осталось для меня "за кадром". И в то же время я интуитивно чувствовал происходящее в его динамике. Хотя не скрою, мне было нелегко. Но приобретенный опыт того стоил.

Свободное время в этом маленьком учебном центре тоже было очень простым. Мы все вместе, включая профессора, ловили рыбу для кухни и купались в озере. Занимались расчисткой территории от дикорастущего кустарника и таким образом обустроили весьма сносную волейбольную площадку. Именно здесь бразильцы отквитались за свой прошлогодний проигрыш в футбол в Италии, победив команду итальянских психологов. Под благовидным предлогом прокатиться на фермерской лошади профессор попросил себе замену и вовремя ретировался с площадки.

Конечно, была и самодеятельность. За неимением бассейна наш "перформанс" состоялся на берегу всё того же озера. Мне предстояло серьезное испытание. Дело в том, что я совершенно не умею петь, хотя очень люблю музыку. Тем не менее, профессор Менегетти обратился ко мне по сути дела с приказанием. Моего небольшого запаса итальянских слов хватило на понимание сказанного: "Делай что хочешь, но ты, единственный русский, просто обязан спеть песню на своем языке". После чего он напел мелодию известной во всем мире песни "Дорогой дальнею:". Этим профессор меня здорово выручил, так как все иностранцы, заслышав ее, начинают активно подпевать солисту. А для меня это был единственный выход из создавшегося положения. Я даже придумал себе костюм. Надел рубашку на выпуск и подпоясался веревкой. До сих пор не могу поверить, но "сорвал аплодисменты" зарубежной публики.

Был еще один удивительный опыт. Когда после отъезда части группы нас осталось девять человек, бразильцы предложили устроить барбекю из броненосца. Его привезли из магазина близлежащего городка в специальной упаковке на льду, "отогрели" и долго запекали вместе с овощами на гриле. Результат превзошел все наши ожидания. Мясо нежное, мягкое и при всей своей особенности чем-то отдаленно напоминает индейку.

Но когда-то всё начатое заканчивается. И мы двинулись в обратный путь в Сан-Пауло. Поскольку группа наша сильно уменьшилась, возвращались мы тремя машинами. И бразильцы сделали нам настоящий подарок: мы поехали другой дорогой, которая произвела на меня сильное впечатление. Она пролегала между океаном и знаменитыми бразильскими лагунными озерами с морской водой. Все утопало в пышной зелени и цветах, источающих удивительный, незнакомый аромат. А на озерах было множество птиц, из которых я узнал только фламинго:

Даже конец бразильской весны не создан для купания. Но невозможно было избежать тактильного контакта с Атлантикой. Мы сделали остановку, чтобы опустить ладони в океан и походить по колено в его воде.

Я БЛАГОДАРНА ВАМ, ПРОФЕССОР!

По профессии, которая указана в дипломе Ленинградского Государственного университета, я - журналист. Но еще до окончания учебы на факультете журналистики мне суждено было стать гидом-переводчиком. Есть такая работа, которую я очень любила и продолжаю любить. Она во многом близка журналистике. Для меня экскурсии - это устные очерки об истории, исторических личностях, об архитектуре, живописи, музейных экспонатах. Это репортажи из прошлого и о прошлом "живьем". Это рассказы о природе. Это размышления вслух в ответах на подчас очень непростые вопросы. И в разных странах и на разных языках.

Нередко эта работа связана исключительно с переводом, как правило, устным. Если проводить его через себя, все оживает и становится очень интересным. Мне доводилось переводить режиссеров-постановщиков оперы, театральных художников, хореографов при постановке спектаклей. И шаг за шагом на глазах рождалось чудо. Иногда нужно было соединять врача и пациента, отчего зависел успех выздоровления последнего или даже сохранение его жизни.

Перевод на строительной площадке в пятидесятиградусную жару - тоже важное дело. Тем более, когда знаешь, что на этом месте взметнется самая высокая в Африке башня. Этот перевод затянулся на полтора года, которые я провела в Луанде, столице Анголы. Переводчиков с португальским языком не так много. Предлагали остаться на второй срок, но мне запомнились слова о том, что дальше начинается работа на лекарства. Поэтому вернулась домой. Командировка была не из легких. В Анголе шла гражданская война, а в Луанде, защищенной кольцом советских зенитных установок, из-за большого числа беженцев была непрекращающаяся в тот период эпидемия холеры.

Очень хотелось отдохнуть. Даже от любимой работы. У итальянцев есть выражение "questo dolce far niente", что означает "это сладкое ничего неделанье". На какое-то время я решила заняться именно этим, причем в полную силу. И вдруг неожиданно мой муж, психолог Валерий Афанасьев, обратился ко мне с просьбой декана психологического факультета Ленинградского государственного университета прийти на выручку. На факультет из Москвы по линии Академии наук прибыл итальянский психолог, профессор Антонио Менегетти. Конечно, его сопровождал переводчик. Назову его имя - Дмитрий Петров - поскольку оно знакомо всем тем, кто не раз смотрел на канале "Культура" или в интернете программу "Полиглот". Но Дмитрию срочно пришлось возвращаться в Москву, так как для решения квартирного вопроса требовалось его личное присутствие. Это был 1989 год, когда начиналась приватизация квартир, одна из новейших и важнейших процедур в жизни советского человека.

Я очень хорошо понимала и тогда еще незнакомого мне коллегу и декана факультета психологии, и своего мужа, оказавшегося в роли посредника между деканом и мной. Конечно, я сказала "да" и на следующий день отправилась на работу. С одной стороны, было приятно вновь обратиться к итальянскому языку. Но с другой - не было никакого желания погружаться в дебри психологической науки. Спасало мое собственное правило: я согласилась, и значит мне уже интересно всё то, о чем будет идти разговор. И он оказался действительно очень интересным.

Язык профессора был ярким, четким и ясным. И то, о чем он говорил, касалось каждого человека. Примеры из практики консультирования и проведения тренингов, используемые методы, основные трудности, встречающиеся в процессе психологической работы - всё это было встречено факультетскими сотрудниками с большим вниманием. Первый визит профессора Менегетти в Ленинградский университет стал отправной точкой в последующей большой и очень интересной работе. А те, кто в ней активно участвовал, сумели в той или иной степени открыть для себя новые возможности и пути самореализации. Не скрою, я искренне рада, что своими качественными переводами профессора внесла определенную лепту в успехи немалого числа людей. Начали происходить позитивные изменения и в моей собственной жизни.

В один из приездов профессора в Ленинград я посодействовала его размещению в гостинице "Пулковская", красивой, современной, светлой, качественно построенной финнами. В то время на период "передышки" перед запланированным возвращением в гиды я работала в этой гостинице представителем "Интуриста". Обратилась к руководству отеля с просьбой предоставить малый конференц-зал для проведения в нем семинара. Было удобно, не теряя времени, отправиться после рабочего дня на перевод профессора. Помню, как перед началом занятий он подошел в бюро обслуживания, где было и мое рабочее место, чтобы вместе со мной пойти в конференц-зал. Профессор тогда мне сказал: "Мила, что ты здесь делаешь? Это - не твоё! Ты забиваешь гвозди телевизором! Тебе надо как можно скорее уходить отсюда". И буквально через два дня я получила приглашение на работу в Михайловский театр (тогда Малый театр оперы и балета, что на Площади искусств) в качестве переводчика. Госконцерт "приказал долго жить", и театр стоял на пороге самостоятельного заключения контрактов на гастроли в самые разные страны мира. Я не сомневалась ни одной секунды и сразу ответила согласием. Слова профессора звучали в голове как утверждение правильности сделанного выбора.

Довольно скоро во время проведения следующего семинара профессор Менегетти посоветовал Валерию Афанасьеву, моему мужу, учредить ассоциацию онтопсихологии в Ленинграде, что и было сделано в соответствии с буквой закона. Параллельно профессор порекомендовал нам обоим начать издание журнала под названием "Онтопсихология", дав право на перевод и публикацию его наиболее ярких и интересных материалов. Естественно, в журнале публиковались также работы Валерия и его коллег. Мы вкладывали в издание деньги из нашего семейного бюджета. Как пригодились тогда пусть и небольшие, но по тому времени все-таки существенные доходы от моих командировок во время зарубежных гастролей театра.

Не могу умолчать о том, как было интересно и в то же время трудно делать письменные переводы работ профессора. Перевод литературных произведений, научных трактатов и т.д. - чрезвычайно сложная вещь. Необходимо сохранить авторское повествование, не опустившись при этом до кальки, до подстрочника, что неминуемо приводит к абракадабре. В данном случае это должны были быть итальянские слова и фразы профессора Менегетти, преображенные в слова и фразы уже на русском языке, причем в полном соответствии с языковыми требованиями и нормами. И упаси Господь любого, кто захочет заняться экспериментированием обратного перевода с переведенного материала. К авторскому тексту возврата нет. Но, к сожалению, авторам иногда любопытно узнать, как их перевели. Не избежал этого искушения и профессор. Несколько лет спустя одна из помощниц, молодая студентка третьего курса филфака, стала вслух переводить какой-то фрагмент моего перевода. Понятно, что она сумела выдать лишь подстрочник, не сказав профессору, что делать этого ни в коем случае нельзя. Может быть, из-за неопытности она об этом не знала, а может быть, выполняла чье-то указание. Скорее, это было и то и другое вместе.

Для меня период работы над этими письменными переводами был и остается интереснейшей страницей в жизни. Благодаря письменным переводам я, если можно так сказать, всё увереннее "входила в тему", что соответственно повышало уровень устного последовательного перевода. Временами мне казалось, что я не ощущала никакой усталости от многочасовой работы. Настолько было интересно и близко всё, о чем шла речь. Но профессор прекрасно понимал, что всё это требовало большого напряжения, и настоял на том, чтобы мы работали в паре с уже упомянутым Дмитрием Петровым. При проведении некоторых семинаров в Москве техническое обеспечение позволяло делать синхронный перевод. Так что мы с Димой меняли друг друга в кабине. Конечно, не так, как это официально положено синхронистам - через каждые двадцать минут - а по мере завершения одной лекции и начала другой. И это тоже было очень интересно.

Вспоминаю и, пожалуй, самую сложную для себя ситуацию с переводом профессора. Я работала одна. Это было в Санкт-Петербурге во время проведения семинара "Онто Арте". Естественно, речь шла об искусстве, о его психологических тонкостях и т.п. Сама по себе тема - прекрасна. Для этого семинара был арендован большой выставочный зал Петербургского Союза художников. Количество участников было впечатляющим. Четвертая часть - итальянцы. Им, поскольку они в гостях, были предоставлены несколько передних рядов в зале. И с первых мгновений первой же лекции я поняла, что на сей раз речь профессора, обращенная, прежде всего, к итальянцам, будет очень пафосной и высокопарной. Должна сказать, что итальянская элита во время высокого разговорного "полета" использует особую стилистику языка. К этому стоит прибавить, что акустика зала оставляла желать лучшего, а микрофоны создавали некое подобие эха. Профессор говорил в свой микрофон, в то время как я последовательно переводила, используя свой. Всё во мне превратилось в слух и речь. А в мозг, наверное, вселился Ангел хранитель, потому что я до сих пор не понимаю, как мне удалось успешно сдать тот сложный экзамен.

Порой случались и бытовые казусы тоже, кажется, не без чудес. Один из петербургских семинаров проходил в актовом зале знаменитой гостиницы "Астория". Незадолго до приезда профессора я заболела. Что-то вроде гриппа. Работа в "Интуристе" давно уже приучила к тому, что вылечиваться нужно мгновенно. Я по традиции так и поступила. Но, как и у многих моих коллег, в таких случаях в качестве осложнения, как правило, начинается сильный кашель. Это - профессиональный трахеит, то есть поверхностный кашель или кашлевой рефлекс. Очень неприятное дело! Спасительная гомеопатия у меня всегда наготове. Но при этом необходимо полное молчание. Помню, как несколько раз с деловыми вопросами нам домой звонила секретарь профессора Анна Нуччароне. Мой кашель привел её в состояние шока. Она давала мне много бесполезных советов и умоляла выздороветь. До начала семинара оставалось дня три. А мне были нужны, как минимум, три недели.

Когда в день открытия семинара я вошла в отель "Астория", в холле меня встречала Анна Нуччароне. Высокая, статная, она напоминала скульптуру Афины Паллады. Не хватало только меча в руках. Но, словно, на контрасте в ее больших карих глазах я увидела "мольбу о пощаде", то есть не кашлять. Она боялась со мной заговорить. Мы обнялись и пошли в актовый зал. Похоже, что профессору моя ситуация была известна. Не говоря ни слова, он улыбнулся, крепко пожал мне руку, и мы заняли свои места у микрофонов. Актовый зал был в форме амфитеатра. Все участники были в зале. Казалось, что профессор, молча, приветствует каждого. Я хорошо знала эту его привычку, и ждала, когда он начнет говорить. С последнего ряда на меня пристально смотрела Анна Нуччароне. У меня не было никакого права на провал. Люди пришли слушать профессора в моем переводе. Я не знаю, что именно произошло, но я не "провалилась". Я не закашляла и отработала на семинаре от начала до конца в течение пяти дней.

Тем не менее, не всё было так светло и радостно. Именно во время этого семинара мне пришлось пережить трудный момент. Секретарь профессора, всё та же Анна Нуччароне, передала мне предложение Менегетти стать его референтом по России. Когда речь идет о серьезной работе, не в моих правилах говорить "нет". Но в данном случае я не могла дать положительный ответ. Моя переводческая работа в театре уже открыла и продолжала открывать "двери" в самые разные страны мира. Я активно работала с несколькими иностранными языками. До "гражданина мира" было и по сей день остается дальше, чем до Луны. Однако, возможность не только увидеть мир, но и ощутить, благодаря работе, сопричастность взаимопроникновению культур разных стран, почувствовать их ритм, услышать их голос - было для меня чрезвычайно важным.

Вряд ли профессору понравился мой отказ, но думаю, что он меня понял. А я поняла, что поступила правильно. Тем более, что довольно скоро в московских семинарах стала принимать участие молодая женщина с философским образованием. Из участницы она быстро превратилась в организатора семинаров, начала изучать итальянский язык, очень хотела стать референтом профессора и стала. Она умела и любила руководить. Открыла ассоциацию в Москве и всё взяла в свои руки. А когда пришло время, возглавила, на период её существования, кафедру онтопсихологии на спец. факультете психологии Петербургского университета. Я имею ввиду Викторию Дмитриеву. Действительно, каждый должен заниматься своим любимым делом.

Очень хорошо помню последний московский семинар, на котором я переводила Антонио Менегетти. Я знала, что для меня - это последний раз. Зарубежные проекты, как по театральной, так и туристической линии, в которых я принимала участие, были расписаны на годы вперед. В тот раз я должна была завершить работу за день до окончания семинара, так как мне нужно было улетать за рубеж с театральной труппой. Кстати, меня должна была заменить именно Виктория Дмитриева. Дело в том, что Дима Петров к этому времени уже вышел из семинарского проекта. Старые "бойцы" разлетались и передавали флаг молодым.

Я переводила профессора в те дни с каким-то удвоенным удовольствием. Извините за грубое выражение, но я действительно была "в ударе". Я летала, как чайка. Это было похоже на то, что называют "любить в последний раз": Я не знала, что в зале присутствовал профессиональный переводчик итальянского языка. И по окончании очередного дня занятий, когда пришел черед вопросов с мест, он взял слово. Чтобы не вводить меня в неловкое положение, переводчик выступил на обоих языках. Он выразил свое восхищение моим переводом. Неловкость я тогда всё же испытала, так как знаю, что те, кого переводят, подчас ревниво относятся к своему переводчику. Но в то же время я была счастлива: такая оценка коллеги по цеху дорогого стоит.

Это была моя последняя встреча с профессором Менегетти. А пять лет назад его не стало. Я очень благодарна судьбе за то, что мне выпало счастье не только встретиться, но и работать с этим человеком. Благодаря этой работе я стала сильнее и выросла в своем собственном призвании гида-переводчика и переводчика. Я помню профессора и благодарна ему. Наверное, его душа об этом знает...