Как известно, время летит очень быстро. Порой кажется, что то или иное событие произошло совсем недавно. Картина стоит перед глазами в ясном и не затуманенном временем виде: лица окружающих, их голоса, одежда и даже незначительные детали. На самом деле то, о чем я хочу рассказать, произошло тридцать восемь лет назад, когда я защищал кандидатскую диссертацию на факультете психологии тогда еще Ленинградского Государственного университета.

Март в том году выдался, как это часто бывает в нашем городе, солнечным. А это означает, что ночью температура может упасть до десяти – пятнадцати градусов мороза, в то время как днем мартовское солнце берет свое и нагревает воздух до плюсовых значений. Снег еще белый даже в городе. От дневного тепла он источает аромат озона. Нева еще подо льдом, но у невской стены Петропавлавской крепости, обращенной к югу, уже появляется шеренга любителей раннего весеннего загара. Гранитная стена нагревается от солнца. Конечно, на плечах у загорающих у кого шуба, у кого пальто, но сами они в купальных костюмах. Для жителей Петербурга – это привычная картина, которая лишь подтверждает тот факт, что весна уже началась.

Вот в такой прекрасный день я шел на защиту диссертации. Для тех, кто не знает, хочу сказать, что главное здание университета и многие факультеты, включая факультет психологии, располагаются на набережной Невы. Я вышел из автобуса на две остановки раньше, чтобы пройти по Дворцовому мосту, с которого открывается прекрасная панорама: дворцы Эрмитажа, Адмиралтейство, Петропавловская крепость с позолоченным шпилем собора, Ростральные колонны, Университетская набережная. Это самое широкое место Невы.

Я шел, в который раз вбирая в себя всю эту красоту, хотя по мере приближения к университету мое волнение нарастало.

Когда за моей спиной закрылась тяжелая входная дверь факультетского здания, и солнечный мартовский город остался позади нее, от неотвратимости грядущего события повеяло холодом. А ведь я шел к нему добровольно более двух лет. Моя работа была связана с проблемами субъективной психофизики. Эта тема была достаточно редкой и давала большие возможности для поисков и экспериментов. Она мне нравилась, и я работал над ней с большим интересом. Мне даже удалось самому, своими руками создать экспериментальную установку, в то время как кандидатов и докторов наук из фильма «Москва слезам не верит» всем этим обеспечивал слесарь-интеллигент Гоша.

Тем не менее, это ни в коей мере не отменяло моего волнения при мысли о предстоящем выступлении в актовом зале факультета в присутствии ста человек, из которых около половины были остепененные преподаватели и заведующие кафедрами. К этому еще хотел бы добавить, что моим рецензентом был известный советский психолог, профессор МГУ Владимир Петрович Зинченко. Он был открытым, очень милым и веселым человеком, и мне совсем не хотелось выглядеть перед ним взволнованным «юношей».

Так что моя сверхзадача состояла в том, чтобы выступать на зал и в то же время абсолютно забыть о его существовании. В то время как я давал себе полезные психологические установки, ко мне подошла научный секретарь совета по кандидатским диссертациям, с которой мы были на ты, и сказала следующее: «Валера, ты не волнуйся, но дело вот в чем. Проректор уехал в командировку и забыл подписать приказ о сегодняшних защитах. Скорее всего, все будет хорошо, и он по возвращении подпишет приказ задним числом. Тем более, что из вас троих один – иностранец, гражданин Болгарии, который специально прибыл на свою защиту из Софии. Но Бог его знает, может быть, придется защищаться вторично. Хотя я в такой оборот дела не верю. Заграница нам поможет».

То, что я тогда испытал, наверное, можно сравнить с состоянием футболистов, которые выходят после первого тайма со счетом 0 : 2 на второй. Терять уже нечего, и нужно играть ради удовольствия.

Моя очередь выхода на сцену была после болгарина. К тому моменту я уже успел разместить на досках свои графики и диаграммы. В руке у меня был традиционный текст выступления, которым, как правило, никто не пользуется. Мне же он помог вот в каком смысле. При выходе на сцену я неожиданно вспомнил образ писателя-сатирика Михаила Жванецкого, его свободную позу, расстегнутый пиджак, листы с текстом на вытянутой руке. Я успел только расстегнуть пуговицу на своем любимом парадном пиджаке, а дальше все пошло само собой.

Защитился я успешно. И второй премьеры не понадобилось: заграница помогла.